Родным городом Иосифа Бродского был Ленинград. Здесь поэт родился 24 мая 1940 года прожил до 1972 года, когда покинул СССР. Бродский писал, что атмосфера Ленинграда повлияла на его эстетические взгляды, а изучение самого города дало больше, чем чтение книг.
Американский гражданин, русский поэт и еврей — так об Иосифе Бродском писал литературовед Шимон Маркиш. Первую половину жизни Бродский провел в СССР, вторую — за границей. Любимым его городом на всю жизнь остался родной Ленинград, но в США он нашел «дом — место, где тебе не задают лишних вопросов», а в Венецию несколько лет подряд приезжал на Рождество. Рассказываем о главных местах в жизни поэта: где он родился, где впервые выступил со своими стихотворениями и познакомился с Анной Ахматовой, где женился, читал лекции и получил Нобелевскую премию по литературе.
Из интервью Иосифа Бродского Биллему Г. Вестстайну, 1982 год
«Что касается города, то о нем я могу без конца говорить. Я думаю, что этот город сыграл в русской литературе, особенно в нашем веке, такую же роль, как и Александрия в эпоху эллинов. Ленинград формирует твою жизнь, твое сознание в той степени, в какой визуальные аспекты жизни могут иметь на нас влияние. А этот город умеет это делать как никакой другой. Он содержит в себе всю историю цивилизации. Римские, греческие, египетские колоннады, китайские пагоды — здесь можно найти все. Это огромный культурный конгломерат, но без безвкусицы, без мешанины. Удивительное чувство пропорции, классические фасады дышат покоем. И все это влияет на тебя, заставляет и тебя стремиться к порядку в жизни, хотя ты и сознаешь, что обречен».
Мать поэта Мария Вольперт вместе с сыном переехала к родственникам, сестре Розе с мужем Захаром Кельмовичем. Все вместе они пережили тяжелую для блокадного города зиму 1941−1942 годов в коммунальной квартире, в доме № 2 по улице Рылеева. Отец Бродского к тому времени уже был на фронте. А вскоре Вольперт с сыном уехали в эвакуацию в Череповец. Из эвакуации в Ленинград они вернулись к концу войны и поселились в той же квартире на улице Рылеева. В 1948 году демобилизовали Александра Бродского — и семья воссоединилась.
Дом детства — улица Рылеева, 2
Первым адресом Бродского был дом №16 по проспекту Газа (сейчас — Старо-Петергофской проспект, 16). Семья его отца — фотокорреспондента Александра Бродского — жила на этой улице с начала XX века. Бабушка поэта Рахиль Бродская владела часовой мастерской, что располагалась неподалеку. В советское время квартиру их семьи превратили в коммунальную. А во время Великой Отечественной войны в дом №16 попала бомба. Бродский вспоминал: «У отца там на шестом этаже была квартира, оставшаяся от родителей. Но в процессе уплотнения ему остались две комнаты. Потом во время войны в этот дом попала бомба, и поскольку комнатки были под самой крышей, то все и пошло прахом. Погиб огромный фотографический архив отца, чему он после отчасти даже и рад был, поскольку не осталось фотографий нежелательных лиц — репрессированных».
Первый адрес — Старо-Петергофской проспект, 16
Из интервью Иосифа Бродского Биллему Г. Вестстайну, 1982 год
«Что касается города, то о нем я могу без конца говорить. Я думаю, что этот город сыграл в русской литературе, особенно в нашем веке, такую же роль, как и Александрия в эпоху эллинов. Ленинград формирует твою жизнь, твое сознание в той степени, в какой визуальные аспекты жизни могут иметь на нас влияние. А этот город умеет это делать как никакой другой. Он содержит в себе всю историю цивилизации. Римские, греческие, египетские колоннады, китайские пагоды — здесь можно найти все. Это огромный культурный конгломерат, но без безвкусицы, без мешанины. Удивительное чувство пропорции, классические фасады дышат покоем. И все это влияет на тебя, заставляет и тебя стремиться к порядку в жизни, хотя ты и сознаешь, что обречен».
Родным городом Иосифа Бродского был Ленинград. Здесь поэт родился 24 мая 1940 года прожил до 1972 года, когда покинул СССР. Бродский писал, что атмосфера Ленинграда повлияла на его эстетические взгляды, а изучение самого города дало больше, чем чтение книг.
Американский гражданин, русский поэт и еврей — так об Иосифе Бродском писал литературовед Шимон Маркиш. Первую половину жизни Бродский провел в СССР, вторую — за границей. Любимым его городом на всю жизнь остался родной Ленинград, но в США он нашел «дом — место, где тебе не задают лишних вопросов», а в Венецию несколько лет подряд приезжал на Рождество. Рассказываем о главных местах в жизни поэта: где он родился, где впервые выступил со своими стихотворениями и познакомился с Анной Ахматовой, где женился, читал лекции и получил Нобелевскую премию по литературе.
Первым адресом Бродского был дом № 16 по проспекту Газа (сейчас — Старо-Петергофской проспект, 16). Семья его отца — фотокорреспондента Александра Бродского — жила на этой улице с начала XX века. Бабушка поэта Рахиль Бродская владела часовой мастерской, что располагалась неподалеку. В советское время квартиру их семьи превратили в коммунальную. А во время Великой Отечественной войны в дом № 16 попала бомба. Бродский вспоминал: «У отца там на шестом этаже была квартира, оставшаяся от родителей. Но в процессе уплотнения ему остались две комнаты. Потом во время войны в этот дом попала бомба, и поскольку комнатки были под самой крышей, то все и пошло прахом. Погиб огромный фотографический архив отца, чему он после отчасти даже и рад был, поскольку не осталось фотографий нежелательных лиц — репрессированных».
Мать поэта Мария Вольперт вместе с сыном переехала к родственникам, сестре Розе с мужем Захаром Кельмовичем. Все вместе они пережили тяжелую для блокадного города зиму 1941−1942 годов в коммунальной квартире, в доме №2 по улице Рылеева. Отец Бродского к тому времени уже был на фронте. А вскоре Вольперт с сыном уехали в эвакуацию в Череповец. Из эвакуации в Ленинград они вернулись к концу войны: они поселились в той же квартире на улице Рылеева. В 1948 году демобилизовали Александра Бродского, и семья воссоединилась.
Первый адрес — Старо-Петергофской проспект, 16
Дом детства — улица Рылеева, 2
В 1955 году Бродские переехали в Дом Мурузи на Литейном проспекте, 24. Филолог Юрий Зобнин писал, что здание занимало «одно из самых почетных мест на современной литературной карте Петербурга». До революции здесь жили Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, близкий друг Александра Блока Владимир Пяст. Его мать открыла в Доме Мурузи общедоступную библиотеку, где собирались участники литературного объединения Николая Гумилева «Цех поэтов». В 1920-е годы в здании работала студия молодых переводчиков при издательстве «Всемирная литература». Сам Бродский писал о доме: «Здание представляло собой один из громадных брикетов в так называемом мавританском стиле, характерном для Северной Европы начала века. …Оно стало архитектурной сенсацией Санкт-Петербурга того времени, и Ахматова однажды рассказала мне, как она с родителями ездила в пролетке смотреть на это чудо».
В Доме Мурузи у Бродских была 40-метровая комната. Небольшую его часть — около 10 метров — отделили для сына. Позднее Бродский посвятил этому жилищу эссе, которое назвал «Полторы комнаты»:
«Моя половина сообщалась с комнатой родителей посредством двух больших, доходящих почти до потолка арок, которые я постоянно пытался заполнить различными сочетаниями книжных полок и чемоданов для того, чтобы отделиться от родителей… Эти десять квадратных метров были моими, и это были самые лучшие десять квадратных метров, которые я когда-либо знал».
В этом здании Бродский прожил более 15 лет, до своего отъезда из СССР в 1972 году. А сегодня здесь открыт музей И.А. Бродского «Полторы комнаты»: он состоит из двух частей — мемориальной коммунальной квартиры и экспозиционного пространства. Концепция музея — «сохранение подлинной пустоты». В квартире, где жил Бродский, убрали следы более поздних ремонтов. Однако реконструировать обстановку времен поэта не стали. В экспозицию музея вошли в основном книги, самиздатные издания, фотографии и документы, которые рассказывают о 1960-х годах, творчестве поэта и его друзей. А еще здесь действует книжный магазин «Конец прекрасной эпохи» — его назвали в честь одноименного стихотворения Бродского:
В Доме Мурузи у Бродских была 40-метровая комната. Небольшую его часть — около 10 метров — отделили для сына. Позднее Бродский посвятил этому жилищу эссе, которое назвал «Полторы комнаты»:
«Моя половина сообщалась с комнатой родителей посредством двух больших, доходящих почти до потолка арок, которые я постоянно пытался заполнить различными сочетаниями книжных полок и чемоданов для того, чтобы отделиться от родителей… Эти десять квадратных метров были моими, и это были самые лучшие десять квадратных метров, которые я когда-либо знал».
В этом здании Бродский прожил более 15 лет, до своего отъезда из СССР в 1972 году. А сегодня здесь открыт музей И.А. Бродского «Полторы комнаты»: он состоит из двух частей — мемориальной коммунальной квартиры и экспозиционного пространства. Концепция музея — «сохранение подлинной пустоты». В квартире, где жил Бродский, убрали следы более поздних ремонтов. Однако реконструировать обстановку времен поэта не стали. В экспозицию музея вошли в основном книги, самиздатные издания, фотографии и документы, которые рассказывают о 1960-х годах, творчестве поэта и его друзей. А еще здесь действует книжный магазин «Конец прекрасной эпохи» — его назвали в честь одноименного стихотворения Бродского:
После войны отец поэта работал в Военно-морском музее — заведовал фотолабораторией. Бродский часто приходил к нему, гулял по зданию Биржи, где тогда находилось учреждение, и даже решил стать моряком.
«Вообще у меня по отношению к морскому флоту довольно замечательные чувства. Уж не знаю, откуда они взялись, но тут и детство, и отец, и родной город… Как вспомню Военно-морской музей, Андреевский флаг — голубой крест на белом полотнище… Лучшего флага на свете вообще нет!»
Иосиф Бродский (по книге Соломона Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским»)
Сегодня здание Биржи принадлежит Государственному Эрмитажу, а Военно-морской музей переехал в дом №5 по площади Труда.
«Вообще у меня по отношению к морскому флоту довольно замечательные чувства. Уж не знаю, откуда они взялись, но тут и детство, и отец, и родной город… Как вспомню Военно-морской музей, Андреевский флаг — голубой крест на белом полотнище… Лучшего флага на свете вообще нет!»
Иосиф Бродский (по книге Соломона Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским»)
Сегодня здание Биржи принадлежит Государственному Эрмитажу, а Военно-морской музей переехал в дом №5 по площади Труда.
Бывшее здание Центрального Военно-морского музея — Биржевая площадь, 4
«Потому что искусство поэзии требует слов,
я — один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой, —
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.»
я — один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой, —
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.»
«Полторы комнаты» в Доме Мурузи — Литейный проспект, 24, квартира 28
В первый класс Бродский пошел в школу № 203 на Кирочной улице, 8, в 1947 году. До революции в этом здании находилась гимназия Анненшуле (другое название — училище Святой Анны) рядом с лютеранской церковью Анненкирхе. Школу основали еще в 1736 году для детей немцев. К началу XX века рядом с Анненкирхе вырос уже целый учебный квартал с женской и мужской гимназиями, реальным училищем, подготовительной школой и приютом, где училось около двух тысяч человек.
В детстве Бродского прямо рядом со школой в здании Анненкирхе находился кинотеатр «Спартак». Будущий поэт часто ходил сюда. В кинотеатре показывали трофейное немецкое кино: такие ленты привезли в СССР из Германии после войны.
«Фильмы были единственным способом увидеть Запад… Их принцип «одного против всех» был совершенно чуждым коммунальной, ориентированной на коллектив психологии общества, в котором мы росли».
Иосиф Бродский, эссе «Трофейное»
В детстве Бродского прямо рядом со школой в здании Анненкирхе находился кинотеатр «Спартак». Будущий поэт часто ходил сюда. В кинотеатре показывали трофейное немецкое кино: такие ленты привезли в СССР из Германии после войны.
«Фильмы были единственным способом увидеть Запад… Их принцип «одного против всех» был совершенно чуждым коммунальной, ориентированной на коллектив психологии общества, в котором мы росли».
Иосиф Бродский, эссе «Трофейное»
Первая школа и кинотеатр рядом с домом — Кирочная улица, 8 и 8В
В 1955 году Бродские переехали в Дом Мурузи на Литейном проспекте, 24. Филолог Юрий Зобнин писал, что здание занимало «одно из самых почетных мест на современной литературной карте Петербурга». До революции здесь жили Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, близкий друг Александра Блока Владимир Пяст. Его мать открыла в Доме Мурузи общедоступную библиотеку, где собирались участники литературного объединения Николая Гумилева «Цех поэтов». В 1920-е годы в здании работала студия молодых переводчиков при издательстве «Всемирная литература». Сам Бродский писал о доме: «Здание представляло собой один из громадных брикетов в так называемом мавританском стиле, характерном для Северной Европы начала века. …Оно стало архитектурной сенсацией Санкт-Петербурга того времени, и Ахматова однажды рассказала мне, как она с родителями ездила в пролетке смотреть на это чудо».
В Доме Мурузи у Бродских была 40-метровая комната. Небольшую ее часть — около 10 метров — отделили для сына. Позднее Бродский посвятил этому жилищу эссе, которое назвал «Полторы комнаты»:
В Доме Мурузи у Бродских была 40-метровая комната. Небольшую ее часть — около 10 метров — отделили для сына. Позднее Бродский посвятил этому жилищу эссе, которое назвал «Полторы комнаты»:
В этом здании Бродский прожил более 15 лет, до своего отъезда из СССР в 1972 году. А сегодня здесь открыт музей И.А. Бродского «Полторы комнаты»: он состоит из двух частей — мемориальной коммунальной квартиры и экспозиционного пространства. Концепция музея — «сохранение подлинной пустоты». В квартире, где жил Бродский, убрали следы более поздних ремонтов. Однако реконструировать обстановку времен поэта не стали. В экспозицию музея вошли в основном книги, самиздатные издания, фотографии и документы, которые рассказывают о 1960-х годах, творчестве поэта и его друзей. А еще здесь действует книжный магазин «Конец прекрасной эпохи» — его назвали в честь одноименного стихотворения Бродского:
Иосиф Бродский, эссе «Трофейное»
Сегодня здание Биржи принадлежит Государственному Эрмитажу, а Военно-морской музей переехал в дом №5 по площади Труда.
После войны отец поэта работал в Военно-морском музее — заведовал фотолабораторией. Бродский часто приходил к нему, гулял по зданию Биржи, где тогда находилось учреждение, и даже решил стать моряком.
«Полторы комнаты» в Доме Мурузи — Литейный проспект, 24, квартира 28
Бывшее здание Центрального Военно-морского музея — Биржевая площадь, 4
«Фильмы были единственным способом увидеть Запад… Их принцип «одного против всех» был совершенно чуждым коммунальной, ориентированной на коллектив психологии общества, в котором мы росли».
«Вообще у меня по отношению к морскому флоту довольно замечательные чувства. Уж не знаю, откуда они взялись, но тут и детство, и отец, и родной город… Как вспомню Военно-морской музей, Андреевский флаг — голубой крест на белом полотнище… Лучшего флага на свете вообще нет!»
Иосиф Бродский (по книге Соломона Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским»)
Потому что искусство поэзии требует слов,
я — один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой, —
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.
я — один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой, —
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.
«Моя половина сообщалась с комнатой родителей посредством двух больших, доходящих почти до потолка арок, которые я постоянно пытался заполнить различными сочетаниями книжных полок и чемоданов для того, чтобы отделиться от родителей… Эти десять квадратных метров были моими, и это были самые лучшие десять квадратных метров, которые я когда-либо знал».
Первая школа и кинотеатр рядом с домом — Кирочная улица, 8 и 8в
В первый класс Бродский пошел в школу № 203 на Кирочной улице, 8, в 1947 году. До революции в этом здании находилась гимназия Анненшуле (другое название — училище Святой Анны) рядом с лютеранской церковью Анненкирхе. Школу основали еще в 1736 году для детей немцев. К началу XX века рядом с Анненкирхе вырос уже целый учебный квартал с женской и мужской гимназиями, реальным училищем, подготовительной школой и приютом, где училось около двух тысяч человек.
В детстве Бродского прямо рядом со школой в здании Анненкирхе находился кинотеатр «Спартак». Будущий поэт часто ходил сюда. В кинотеатре показывали трофейное немецкое кино: такие ленты привезли в СССР из Германии после войны.
В детстве Бродского прямо рядом со школой в здании Анненкирхе находился кинотеатр «Спартак». Будущий поэт часто ходил сюда. В кинотеатре показывали трофейное немецкое кино: такие ленты привезли в СССР из Германии после войны.
В конце 1950-х Бродский занимался самообразованием: много читал, изучал философию, английский и польский языки, посещал Дом культуры Промкооперации (сейчас — Дворец культуры имени Ленсовета) на Каменноостровском проспекте. Там он познакомился с участниками литературного объединения «Промка» при ДК — Евгением Рейном, Анатолием Найманом, Давидом Шраером-Петровым, Дмитрием Бобышевым. В это же время он общался и с другими ленинградскими писателями, например Сергеем Довлатовым и Владимиром Уфляндом.
«Промка» — Дом культуры Промкооперации — Каменноостровский проспект, 42
Вот я вновь посетил
эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских и аркадию фабрик,
рай речных пароходов,
я опять прошептал:
вот я снова в младенческих ларах.
Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок.
Иосиф Бродский, «От окраины к центру», 1962 год
эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских и аркадию фабрик,
рай речных пароходов,
я опять прошептал:
вот я снова в младенческих ларах.
Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок.
Иосиф Бродский, «От окраины к центру», 1962 год
В 1954 году Бродский пытался поступить в Высшее Военно-морское училище подводного плавания в Морском переулке. Однако его не приняли. В 15 лет он устроился учеником фрезеровщика на завод «Арсенал», чтобы помочь родителям с деньгами. В следующие годы Бродский сменил несколько мест работы: анатомировал трупы в морге, был истопником в котельной, матросом на маяке. А еще он участвовал в геологических экспедициях на Белое море, в Сибирь, Якутию и даже открыл месторождение урана на Дальнем Востоке.
Первое место работы — завод «Арсенал» — улица Комсомола, 1–3
В школе на Кирочной улице Бродский проучился с 1-го по 3-й класс. Всего за восемь лет он поменял пять школ. Учился Бродский плохо, иногда даже срывал уроки и ленился делать домашнее задание. В характеристике за пятый класс учителя писали, что он «может быть отличником, но не старается».
Школьная подруга поэта Ольга Бродович вспоминала: однажды Бродский узнал, что в один книжный магазин привезли новый роман Джеймса Олдриджа. Тогда он встал прямо посреди урока и ушел за книгой. Мать научила Бродского читать, когда ему было еще четыре года, и с тех пор он очень полюбил литературу.
«...Сначала я учился в школе, если не ошибаюсь, номер 203, бывшей «Петершуле»... После четвертого класса почему-то оказалось, что мне оттуда надо уходить — какое-то серафическое перераспределение, связанное с тем, что я принадлежал к другому микрорайону. И я перешел в 196-ю школу на Моховой. Там опять что-то произошло, я уже не помню что, и после трех классов пришлось мне перейти в 181-ю школу. Там я проучился год, это седьмой класс был. К сожалению, я остался на второй год. И, оставшись на второй год, мне было как-то солоно ходить в ту же самую школу. Поэтому я попросил родителей перевести меня в школу по месту жительства отца, на Обводном канале. Тут для меня настали замечательные времена, потому что в этой
школе был совершенно другой контингент — действительно рабочий класс, дети рабочих".
Иосиф Бродский (по книге Соломона Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским»)
Последним учебным заведением, в которое ходил Бродский, стала школа №289 на Нарвском проспекте, 4–6. Он проучился там только одну четверть. Писатель Петр Вайль вспоминал: «Посредине урока в восьмом классе он встал из-за парты и вышел из школы — и больше не возвращался. Он не закончил школы, не учился в университете. Он просто встал и вышел».
Школьная подруга поэта Ольга Бродович вспоминала: однажды Бродский узнал, что в один книжный магазин привезли новый роман Джеймса Олдриджа. Тогда он встал прямо посреди урока и ушел за книгой. Мать научила Бродского читать, когда ему было еще четыре года, и с тех пор он очень полюбил литературу.
«...Сначала я учился в школе, если не ошибаюсь, номер 203, бывшей «Петершуле»... После четвертого класса почему-то оказалось, что мне оттуда надо уходить — какое-то серафическое перераспределение, связанное с тем, что я принадлежал к другому микрорайону. И я перешел в 196-ю школу на Моховой. Там опять что-то произошло, я уже не помню что, и после трех классов пришлось мне перейти в 181-ю школу. Там я проучился год, это седьмой класс был. К сожалению, я остался на второй год. И, оставшись на второй год, мне было как-то солоно ходить в ту же самую школу. Поэтому я попросил родителей перевести меня в школу по месту жительства отца, на Обводном канале. Тут для меня настали замечательные времена, потому что в этой
школе был совершенно другой контингент — действительно рабочий класс, дети рабочих".
Иосиф Бродский (по книге Соломона Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским»)
Последним учебным заведением, в которое ходил Бродский, стала школа №289 на Нарвском проспекте, 4–6. Он проучился там только одну четверть. Писатель Петр Вайль вспоминал: «Посредине урока в восьмом классе он встал из-за парты и вышел из школы — и больше не возвращался. Он не закончил школы, не учился в университете. Он просто встал и вышел».
Последняя школа — Нарвский проспект, 4–6
В школе на Кирочной улице Бродский проучился с 1-го по 3-й класс. Всего за восемь лет он поменял пять школ. Учился Бродский плохо, иногда даже срывал уроки и ленился делать домашнее задание. В характеристике за пятый класс учителя писали, что он «может быть отличником, но не старается».
Школьная подруга поэта Ольга Бродович вспоминала: однажды Бродский узнал, что в один книжный магазин привезли новый роман Джеймса Олдриджа. Тогда он встал прямо посреди урока и ушел за книгой. Мать научила Бродского читать, когда ему было еще четыре года, и с тех пор он очень полюбил литературу.
Школьная подруга поэта Ольга Бродович вспоминала: однажды Бродский узнал, что в один книжный магазин привезли новый роман Джеймса Олдриджа. Тогда он встал прямо посреди урока и ушел за книгой. Мать научила Бродского читать, когда ему было еще четыре года, и с тех пор он очень полюбил литературу.
Последним учебным заведением, в которое ходил Бродский, стала школа №289 на Нарвском проспекте, 4–6. Он проучился там только одну четверть. Писатель Петр Вайль вспоминал: «Посредине урока в восьмом классе он встал из-за парты и вышел из школы — и больше не возвращался. Он не закончил школы, не учился в университете. Он просто встал и вышел».
В 1954 году Бродский пытался поступить в Высшее Военно-морское училище подводного плавания в Морском переулке. Однако его не приняли. В 15 лет он устроился учеником фрезеровщика на завод «Арсенал», чтобы помочь родителям с деньгами. В следующие годы Бродский сменил несколько мест работы: анатомировал трупы в морге, был истопником в котельной, матросом на маяке. А еще он участвовал в геологических экспедициях на Белое море, в Сибирь, Якутию и даже открыл месторождение урана на Дальнем Востоке.
Последняя школа — Нарвский проспект, 4−6
Первое место работы — завод «Арсенал» — улица Комсомола, 1−3
Вот я вновь посетил
эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских и аркадию фабрик,
рай речных пароходов,
я опять прошептал:
вот я снова в младенческих ларах.
Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок.
эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских и аркадию фабрик,
рай речных пароходов,
я опять прошептал:
вот я снова в младенческих ларах.
Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок.
Иосиф Бродский (по книге Соломона Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским»)
Иосиф Бродский, «От окраины к центру», 1962 год
«…Сначала я учился в школе, если не ошибаюсь, номер 203, бывшей «Петершуле»… После четвертого класса почему-то оказалось, что мне оттуда надо уходить — какое-то серафическое перераспределение, связанное с тем, что я принадлежал к другому микрорайону. И я перешел в 196-ю школу на Моховой. Там опять что-то произошло, я уже не помню что, и после трех классов пришлось мне перейти в 181-ю школу. Там я проучился год, это седьмой класс был. К сожалению, я остался на второй год. И, оставшись на второй год, мне было как-то солоно ходить в ту же самую школу. Поэтому я попросил родителей перевести меня в школу по месту жительства отца, на Обводном канале. Тут для меня настали замечательные времена, потому что в этой
школе был совершенно другой контингент — действительно рабочий класс, дети рабочих».
школе был совершенно другой контингент — действительно рабочий класс, дети рабочих».
«Промка» — Дом культуры Промкооперации — Каменноостровский проспект, 42
В конце 1950-х Бродский занимался самообразованием: много читал, изучал философию, английский и польский языки, посещал Дом культуры Промкооперации (сейчас — Дворец культуры имени Ленсовета) на Каменноостровском проспекте. Там он познакомился с участниками литературного объединения «Промка» при ДК — Евгением Рейном, Анатолием Найманом, Давидом Шраером-Петровым, Дмитрием Бобышевым. В это же время он общался и с другими ленинградскими писателями, например Сергеем Довлатовым и Владимиром Уфляндом.
Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос —
Бог сохраняет все; особенно — слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.
<...>
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, — тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.
Иосиф Бродский, «На столетие Анны Ахматовой», 1989 год
секиры острие и усеченный волос —
Бог сохраняет все; особенно — слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.
<...>
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, — тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.
Иосиф Бродский, «На столетие Анны Ахматовой», 1989 год
Тогда жюри осудило выступление Бродского, и турнир завершился скандалом. Кроме того, поэтом заинтересовались в КГБ: он прочитал стихи, которые не прошли цензуру.
«Вечер был подготовлен очень плохо. <…> [Читались] антисоветские произведения. Эти произведения не читались в литобъединении, и никто из руководителей о них не знал».
Из выступления поэта Всеволода Азарова на заседании бюро партийной организации Ленинградского отделения Союза писателей
«Вечер был подготовлен очень плохо. <…> [Читались] антисоветские произведения. Эти произведения не читались в литобъединении, и никто из руководителей о них не знал».
Из выступления поэта Всеволода Азарова на заседании бюро партийной организации Ленинградского отделения Союза писателей
В августе 1961 года в Комарове Евгений Рейн познакомил Бродского с Анной Ахматовой. С тех пор началась дружба поэтов. Бродский часто приезжал к Ахматовой в Комарово (свой домик здесь она называла «Будка»), показывал свои стихи и советовался с ней.
«Она всегда просила почитать. Но мне всегда было очень стыдно, и я говорил: Анна Андреевна, я вам лучше на бумаге покажу. <…> Она читала стихи и потом она вам что-нибудь говорила. Она говорила: оставьте их на 2−3 дня. Я их оставлял. Потом мы появлялись. И потом она начинала говорить, но это слушать было невозможно! Да потому что, когда ОНА вам говорит что-то хорошее, это слушать невозможно. И довольно быстро установился своего рода этикет у нас такой, что мы хорошего друг другу почти не говорили».
Иосиф Бродский, из фильма Бенгдта Янгфельдта «Поэт о поэтах», 1992 год
«Будка» Ахматовой и другие литераторские дачи в Комарове сохранились до наших дней. Однако музей в этом доме не открыт — здания до сих пор принадлежат Союзу писателей Петербурга, и в них отдыхают современные авторы.
В 1963 году Ахматова подарила Бродскому томик своих стихов, который подписала: «Иосифу Бродскому, чьи стихи кажутся мне волшебными». Когда в 1972 году поэт покидал СССР, он смог забрать с собой только две книги — этот сборник и издание стихов Джона Донна. Сейчас этот томик хранится в музее поэтессы в Фонтанном доме. Туда его передал друг Бродского Александр Кушнер.
За свою жизнь Бродский посвятил шесть стихотворений Анне Ахматовой. Последнее из них он создал к столетнему юбилею поэтессы в 1989 году.
«Она всегда просила почитать. Но мне всегда было очень стыдно, и я говорил: Анна Андреевна, я вам лучше на бумаге покажу. <…> Она читала стихи и потом она вам что-нибудь говорила. Она говорила: оставьте их на 2−3 дня. Я их оставлял. Потом мы появлялись. И потом она начинала говорить, но это слушать было невозможно! Да потому что, когда ОНА вам говорит что-то хорошее, это слушать невозможно. И довольно быстро установился своего рода этикет у нас такой, что мы хорошего друг другу почти не говорили».
Иосиф Бродский, из фильма Бенгдта Янгфельдта «Поэт о поэтах», 1992 год
«Будка» Ахматовой и другие литераторские дачи в Комарове сохранились до наших дней. Однако музей в этом доме не открыт — здания до сих пор принадлежат Союзу писателей Петербурга, и в них отдыхают современные авторы.
В 1963 году Ахматова подарила Бродскому томик своих стихов, который подписала: «Иосифу Бродскому, чьи стихи кажутся мне волшебными». Когда в 1972 году поэт покидал СССР, он смог забрать с собой только две книги — этот сборник и издание стихов Джона Донна. Сейчас этот томик хранится в музее поэтессы в Фонтанном доме. Туда его передал друг Бродского Александр Кушнер.
За свою жизнь Бродский посвятил шесть стихотворений Анне Ахматовой. Последнее из них он создал к столетнему юбилею поэтессы в 1989 году.
Дача Ахматовой — Комарово, улица Осипенко, 3
В ноябре 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» вышла статья «Окололитературный трутень». Ее автор — в прошлом сотрудник КГБ — Яков Лернер. В фельетоне он обвинил Бродского в тунеядстве и призвал избавиться от «трутня, живущего за счет общества»:
«Очевидно, надо перестать нянчиться с окололитературным тунеядцем. Такому, как Бродский, не место в Ленинграде. Какой вывод напрашивается из всего сказанного? Не только Бродский, но и все, кто его окружает, идут по такому же, как и он, опасному пути. И их нужно строго предупредить об этом. Пусть окололитературные бездельники вроде Иосифа Бродского получат самый резкий отпор. Пусть неповадно им будет мутить воду!»
С 1961 года в уголовном кодексе СССР существовала статья о тунеядстве. По ней судили граждан, которые занимались «уклонением от общественно полезного труда» — то есть не работали официально.
По этой статье Бродского и арестовали в начале 1964 года. Официально поэт не работал. Деньги он получал за переводы иностранной поэзии — зарабатывал мало, фактически жил за счет родителей.
Слушания по делу Бродского проходили в Дзержинском районном суде. На заседании 18 февраля 1964 года присутствовала журналистка Фрида Вигдорова, которая записывала все, что происходило на процессе:
«Судья: А вообще какая ваша специальность?
Бродский: Поэт. Поэт-переводчик.
Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
Бродский: Никто. (Без вызова.) А кто причислил меня к роду человеческому?
Судья: А вы учились этому?
Бродский: Чему?
Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят… где учат…
Бродский: Я не думал, что это дается образованием.
Судья: А чем же?
Бродский: Я думаю, это… (растерянно) от Бога…»
«Очевидно, надо перестать нянчиться с окололитературным тунеядцем. Такому, как Бродский, не место в Ленинграде. Какой вывод напрашивается из всего сказанного? Не только Бродский, но и все, кто его окружает, идут по такому же, как и он, опасному пути. И их нужно строго предупредить об этом. Пусть окололитературные бездельники вроде Иосифа Бродского получат самый резкий отпор. Пусть неповадно им будет мутить воду!»
С 1961 года в уголовном кодексе СССР существовала статья о тунеядстве. По ней судили граждан, которые занимались «уклонением от общественно полезного труда» — то есть не работали официально.
По этой статье Бродского и арестовали в начале 1964 года. Официально поэт не работал. Деньги он получал за переводы иностранной поэзии — зарабатывал мало, фактически жил за счет родителей.
Слушания по делу Бродского проходили в Дзержинском районном суде. На заседании 18 февраля 1964 года присутствовала журналистка Фрида Вигдорова, которая записывала все, что происходило на процессе:
«Судья: А вообще какая ваша специальность?
Бродский: Поэт. Поэт-переводчик.
Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
Бродский: Никто. (Без вызова.) А кто причислил меня к роду человеческому?
Судья: А вы учились этому?
Бродский: Чему?
Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят… где учат…
Бродский: Я не думал, что это дается образованием.
Судья: А чем же?
Бродский: Я думаю, это… (растерянно) от Бога…»
Дзержинский районный суд — улица Восстания, 38
Скажи мне, Горчаков
а что вам, ленинградцам, часто снится?
«Да как когда… Концерты лес смычков,
Проспекты, переулки. Просто лица».
«Да этот сон сильней моих зрачков!»
«Ну что ты? Часто снится и больница».
а что вам, ленинградцам, часто снится?
«Да как когда… Концерты лес смычков,
Проспекты, переулки. Просто лица».
«Да этот сон сильней моих зрачков!»
«Ну что ты? Часто снится и больница».
Городская психиатрическая больница №2 — набережная Мойки, 126
Экспертиза признала Бродского трудоспособным и постановила, что к нему можно «применить меры административного порядка».
После первого заседания Бродского отправили на принудительную экспертизу в Психиатрическую больницу на набережной реки Мойки, 126. Позднее поэт писал, что время, которое он провел в этом учреждении, было худшим в его жизни. Санитары и врачи здесь обращались с ним грубо: «Глубокой ночью будили, погружали в ледяную ванну, заворачивали в мокрую простыню и помещали рядом с батареей. От жара батарей простыня высыхала и врезалась в тело». Позднее, в 1965–1968 годах, Бродский написал поэму «Горбунов и Горчаков», действие которой развивается в ленинградской психиатрической больнице:
Марианна Басманова жила на улице Глинка, 15, — в доме, который с конца XVIII века принадлежал представителям семьи Бенуа. А в квартире художницы до революции жил основатель объединения «Мир искусства» Александр Бенуа. В 1967 году у Басмановой и Бродского родился сын Андрей, которому она дала свою фамилию, а отчество — Осипович, не Иосифович. В США с поэтом художница не поехала, однако они переписывались до конца 1980-х годов.
Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь — человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
Иосиф Бродский, «Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером…», 1989 год
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь — человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
Иосиф Бродский, «Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером…», 1989 год
Дом М.Б. — улица Глинки, 15
В 1962 году в гостях у композитора Бориса Тищенко Иосиф Бродский познакомился с художницей Марианной Басмановой, которая стала его возлюбленной и музой. Первые стихи поэт посвятил ей в том же году, а последние — уже в конце 1980-х.
А. Буров — тракторист — и я,
сельскохозяйственный рабочий Бродский,
мы сеяли озимые — шесть га.
Я созерцал лесистые края
и небо с реактивною полоской,
и мой сапог касался рычага.
Иосиф Бродский, «А. Буров - тракторист…», 1964 год
сельскохозяйственный рабочий Бродский,
мы сеяли озимые — шесть га.
Я созерцал лесистые края
и небо с реактивною полоской,
и мой сапог касался рычага.
Иосиф Бродский, «А. Буров - тракторист…», 1964 год
Второе заседание суда — клуба 15-го ремонтно-строительного управления Ленинграда — набережная реки Фонтанки, 22
За поэта вступились Анна Ахматова, Фрида Вигдорова, Лидия Чуковская, которые устроили кампанию в его защиту. Письма чиновникам с просьбой освободить Бродского подписывали Дмитрий Шостакович, Константин Паустовский, Самуил Маршак, Александр Твардовский. Стенограмму суда напечатали в иностранных СМИ. Освободить поэта предложил даже французский философ Жан-Поль Сартр, которого в СССР называли «другом Советского Союза». В итоге Бродский пробыл в ссылке только полтора года. В сентябре 1965 года он вернулся в Ленинград.
В 2015 году в деревне Норенская, в доме, где жил Бродский открылся дом-музей поэта. К тому времени старое здание было заброшено. Восстановить его не получилось: на его месте поставили похожую избу, которую привезли из Вологодской области. Зато в подвале старого дома нашлись подлинные вещи: стул, стол, диван, кровать, проявочный фотобачок, керосиновая лампа и крышка от посылки, которую Бродскому прислал отец. В итоге в новом здании по воспоминаниям очевидцев и архивным фотографиям воссоздали похожую на оригинальную обстановку.
В 2015 году в деревне Норенская, в доме, где жил Бродский открылся дом-музей поэта. К тому времени старое здание было заброшено. Восстановить его не получилось: на его месте поставили похожую избу, которую привезли из Вологодской области. Зато в подвале старого дома нашлись подлинные вещи: стул, стол, диван, кровать, проявочный фотобачок, керосиновая лампа и крышка от посылки, которую Бродскому прислал отец. В итоге в новом здании по воспоминаниям очевидцев и архивным фотографиям воссоздали похожую на оригинальную обстановку.
Второе заседание суда над Иосифом Бродским назвали народным и провели в клубе 15-го ремонтно-строительного управления Ленинграда. В защиту Бродского высказались писательница Наталья Грудинина, филологи Ефим Эткинд и Владимир Адмони. Они хвалили переводы поэта и пытались убедить судью, что их можно приравнять к официальной работе.
Однако Бродского все равно приговорили к максимально возможному сроку за тунеядство — пять лет принудительного труда за пределами Ленинграда. Ссылку он отбывал в деревне Норенская в Архангельской области, работал в местном совхозе.
Однако Бродского все равно приговорили к максимально возможному сроку за тунеядство — пять лет принудительного труда за пределами Ленинграда. Ссылку он отбывал в деревне Норенская в Архангельской области, работал в местном совхозе.
Юродствуй,
воруй,
молись!
Будь одинок,
как перст!..
...Словно быкам —
хлыст,
вечен богам
крест.
воруй,
молись!
Будь одинок,
как перст!..
...Словно быкам —
хлыст,
вечен богам
крест.
14 февраля 1960 года прошло первое публичное выступление Иосифа Бродского на турнире поэтов в другом Дворце культуры — на площади Стачек. Он прочитал стихотворение «Еврейское кладбище около Ленинграда», которое предварительно не согласовал с жюри. Против Бродского прямо на турнире выступил поэт Глеб Семенов. Как вспоминал писатель Яков Гордин, тогда в ответ Бродский прочитал другое свое стихотворение, тоже несогласованное, — «Стихи под эпиграфом». Эпиграфом для произведения поэт выбрал крылатое латинское выражение «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку».
Первое выступление — Дворец культуры имени Горького — площадь Стачек, 4
Теперь меня там нет. Означенной пропаже
дивятся, может быть, лишь вазы в Эрмитаже.
Отсутствие мое большой дыры в пейзаже
не сделало; пустяк: дыра, — но небольшая.
Ее затянут мох или пучки лишая,
гармонии тонов и проч. не нарушая.
дивятся, может быть, лишь вазы в Эрмитаже.
Отсутствие мое большой дыры в пейзаже
не сделало; пустяк: дыра, — но небольшая.
Ее затянут мох или пучки лишая,
гармонии тонов и проч. не нарушая.
Иосиф Бродский, «Пятая годовщина», 1977 год
Прощание с Родиной — аэродром «Шоссейная» — Пулковское шоссе, 41
В конце 1960-х Иосиф Бродский устроился в Группком переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, чтобы избежать новых обвинений в тунеядстве. В детских журналах напечатали несколько его стихотворений. А вот книгу «Зимняя почта (стихи 1962–1965)» не пропустила цензура. Писатель Яков Гордин вспоминал: «Судьба книги решалась не в издательстве. В какой-то момент обком и КГБ решили в принципе перечеркнуть эту идею». В то же время произведения Бродского распространялись в самиздате. А еще без согласия автора их печатали за границей.
В мае 1972 года поэта вызвали в ленинградский Отдел виз и регистрации и предложили эмигрировать в Израиль, чтобы избежать нового ареста. Визу для Бродского оформили всего за 12 дней, хотя обычно такие документы готовили около полугода. Перед отъездом он написал письмо Леониду Брежневу: «Мне горько уезжать из России. Я здесь родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей. Все плохое, что выпадало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. Не чувствую и сейчас. Ибо, переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь, поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге. <…> Но скажу вам, что в любом случае, даже если моему народу не нужно мое тело, душа моя ему еще пригодится».
4 июня 1972 года Иосиф Бродский вылетел с аэродрома «Шоссейная» (сейчас — аэропорт Пулково). Больше в СССР Иосиф Бродский не возвращался.
В мае 1972 года поэта вызвали в ленинградский Отдел виз и регистрации и предложили эмигрировать в Израиль, чтобы избежать нового ареста. Визу для Бродского оформили всего за 12 дней, хотя обычно такие документы готовили около полугода. Перед отъездом он написал письмо Леониду Брежневу: «Мне горько уезжать из России. Я здесь родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей. Все плохое, что выпадало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. Не чувствую и сейчас. Ибо, переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь, поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге. <…> Но скажу вам, что в любом случае, даже если моему народу не нужно мое тело, душа моя ему еще пригодится».
4 июня 1972 года Иосиф Бродский вылетел с аэродрома «Шоссейная» (сейчас — аэропорт Пулково). Больше в СССР Иосиф Бродский не возвращался.
14 февраля 1960 года прошло первое публичное выступление Иосифа Бродского на турнире поэтов в другом Дворце культуры — на площади Стачек. Он прочитал стихотворение «Еврейское кладбище около Ленинграда», которое предварительно не согласовал с жюри. Против Бродского прямо на турнире выступил поэт Глеб Семенов. Как вспоминал писатель Яков Гордин, тогда в ответ Бродский прочитал другое свое стихотворение, тоже несогласованное, — «Стихи под эпиграфом». Эпиграфом для произведения поэт выбрал крылатое латинское выражение «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку».
Тогда жюри осудило выступление Бродского, и турнир завершился скандалом. Кроме того, поэтом заинтересовались в КГБ: он прочитал стихи, которые не прошли цензуру.
«Будка» Ахматовой и другие литераторские дачи в Комарове сохранились до наших дней. Однако музей в этом доме не открыт: здания до сих пор принадлежат Союзу писателей Петербурга, и в них отдыхают современные авторы.
В 1963 году Ахматова подарила Бродскому томик своих стихов, который подписала: «Иосифу Бродскому, чьи стихи кажутся мне волшебными». Когда в 1972 году поэт покидал СССР, он смог забрать с собой только две книги — этот сборник и издание стихов Джона Донна. Сейчас этот томик хранится в музее поэтессы в Фонтанном доме. Туда его передал друг Бродского Александр Кушнер.
За свою жизнь Бродский посвятил шесть стихотворений Анне Ахматовой. Последнее из них он создал к столетнему юбилею поэтессы в 1989 году.
В 1963 году Ахматова подарила Бродскому томик своих стихов, который подписала: «Иосифу Бродскому, чьи стихи кажутся мне волшебными». Когда в 1972 году поэт покидал СССР, он смог забрать с собой только две книги — этот сборник и издание стихов Джона Донна. Сейчас этот томик хранится в музее поэтессы в Фонтанном доме. Туда его передал друг Бродского Александр Кушнер.
За свою жизнь Бродский посвятил шесть стихотворений Анне Ахматовой. Последнее из них он создал к столетнему юбилею поэтессы в 1989 году.
В августе 1961 года в Комарове Евгений Рейн познакомил Бродского с Анной Ахматовой. С тех пор началась дружба поэтов. Бродский часто приезжал к Ахматовой в Комарово (свой домик здесь она называла «Будка»), показывал свои стихи и советовался с ней.
Первое выступление — Дворец культуры имени Горького — площадь Стачек, 4
Дача Ахматовой — Комарово, улица Осипенко, 3
«Вечер был подготовлен очень плохо. <…> [Читались] антисоветские произведения. Эти произведения не читались в литобъединении, и никто из руководителей о них не знал».
Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос —
Бог сохраняет все; особенно — слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.
<…>
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, — тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.
секиры острие и усеченный волос —
Бог сохраняет все; особенно — слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.
<…>
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, — тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.
«Она всегда просила почитать. Но мне всегда было очень стыдно, и я говорил: Анна Андреевна, я вам лучше на бумаге покажу. <…> Она читала стихи и потом она вам что-нибудь говорила. Она говорила: оставьте их на 2−3 дня. Я их оставлял. Потом мы появлялись. И потом она начинала говорить, но это слушать было невозможно! Да потому что, когда ОНА вам говорит что-то хорошее, это слушать невозможно. И довольно быстро установился своего рода этикет у нас такой, что мы хорошего друг другу почти не говорили».
Из выступления поэта Всеволода Азарова на заседании бюро партийной организации Ленинградского отделения Союза писателей
Иосиф Бродский, «На столетие Анны Ахматовой», 1989 год
Иосиф Бродский, «Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером…», 1989 год
Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь — человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь — человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
Иосиф Бродский, из фильма Бенгдта Янгфельдта «Поэт о поэтах», 1992 год
Юродствуй,
воруй,
молись!
Будь одинок,
как перст!..
...Словно быкам —
хлыст,
вечен богам
крест.
воруй,
молись!
Будь одинок,
как перст!..
...Словно быкам —
хлыст,
вечен богам
крест.
Дом М.Б. — улица Глинки, 15
Марианна Басманова жила на улице Глинка, 15 — в доме, который с конца XVIII века принадлежал представителям семьи Бенуа. А в квартире художницы до революции жил основатель объединения «Мир искусства» Александр Бенуа. В 1967 году у нее и Бродского родился сын Андрей, которому Басманова дала свою фамилию и отчество Осипович, а не Иосифович. В США с поэтом художница не поехала, однако они переписывались до конца 1980-х годов.
В 1962 году в гостях у композитора Бориса Тищенко Иосиф Бродский познакомился с художницей Марианной Басмановой, которая стала его возлюбленной и музой. Первые стихи поэт посвятил ей в том же году, а последние — уже в конце 1980-х.
В ноябре 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» вышла статья «Окололитературный трутень». Ее автор — в прошлом сотрудник КГБ — Яков Лернер. В фельетоне он обвинил Бродского в тунеядстве и призвал избавиться от «трутня, живущего за счет общества»:
С 1961 года в уголовном кодексе СССР существовала статья о тунеядстве. По ней судили граждан, которые занимались «уклонением от общественно полезного труда» — то есть не работали официально.
По этой статье Бродского и арестовали в начале 1964 года. Официально поэт не работал. Деньги он получал за переводы иностранной поэзии — зарабатывал мало, фактически жил за счет родителей.
Слушания по делу Бродского проходили в Дзержинском районном суде. На заседании 18 февраля 1964 года присутствовала журналистка Фрида Вигдорова, которая записывала все, что происходило на процессе:
По этой статье Бродского и арестовали в начале 1964 года. Официально поэт не работал. Деньги он получал за переводы иностранной поэзии — зарабатывал мало, фактически жил за счет родителей.
Слушания по делу Бродского проходили в Дзержинском районном суде. На заседании 18 февраля 1964 года присутствовала журналистка Фрида Вигдорова, которая записывала все, что происходило на процессе:
Экспертиза признала Бродского трудоспособным и постановила, что к нему можно «применить меры административного порядка».
После первого заседания Бродского отправили на принудительную экспертизу в Психиатрическую больницу на набережной реки Мойки, 126. Позднее поэт писал, что время, которое он провел в этом учреждении, было худшим в его жизни. Санитары и врачи здесь обращались с ним грубо: «Глубокой ночью будили, погружали в ледяную ванну, заворачивали в мокрую простыню и помещали рядом с батареей. От жара батарей простыня высыхала и врезалась в тело». Позднее, в 1965–1968 годах, Бродский написал поэму «Горбунов и Горчаков», действие которой развивается в ленинградской психиатрической больнице:
Дзержинский районный суд — улица Восстания, 38
Городская психиатрическая больница № 2 — набережная Мойки, 126
«Судья: А вообще какая ваша специальность?
Бродский: Поэт. Поэт-переводчик.
Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
Бродский: Никто. (Без вызова.) А кто причислил меня к роду человеческому?
Судья: А вы учились этому?
Бродский: Чему?
Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят… где учат…
Бродский: Я не думал, что это дается образованием.
Судья: А чем же?
Бродский: Я думаю, это… (растерянно) от Бога…»
Бродский: Поэт. Поэт-переводчик.
Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
Бродский: Никто. (Без вызова.) А кто причислил меня к роду человеческому?
Судья: А вы учились этому?
Бродский: Чему?
Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят… где учат…
Бродский: Я не думал, что это дается образованием.
Судья: А чем же?
Бродский: Я думаю, это… (растерянно) от Бога…»
«Очевидно, надо перестать нянчиться с окололитературным тунеядцем. Такому, как Бродский, не место в Ленинграде. Какой вывод напрашивается из всего сказанного? Не только Бродский, но и все, кто его окружает, идут по такому же, как и он, опасному пути. И их нужно строго предупредить об этом. Пусть окололитературные бездельники вроде Иосифа Бродского получат самый резкий отпор. Пусть неповадно им будет мутить воду!»
Теперь меня там нет. Означенной пропаже
дивятся, может быть, лишь вазы в Эрмитаже.
Отсутствие мое большой дыры в пейзаже
не сделало; пустяк: дыра, — но небольшая.
Ее затянут мох или пучки лишая,
гармонии тонов и проч. не нарушая.
дивятся, может быть, лишь вазы в Эрмитаже.
Отсутствие мое большой дыры в пейзаже
не сделало; пустяк: дыра, — но небольшая.
Ее затянут мох или пучки лишая,
гармонии тонов и проч. не нарушая.
Иосиф Бродский, «Пятая годовщина», 1977 год
Скажи мне, Горчаков
а что вам, ленинградцам, часто снится?
«Да как когда… Концерты лес смычков,
Проспекты, переулки. Просто лица».
«Да этот сон сильней моих зрачков!»
«Ну что ты? Часто снится и больница».
а что вам, ленинградцам, часто снится?
«Да как когда… Концерты лес смычков,
Проспекты, переулки. Просто лица».
«Да этот сон сильней моих зрачков!»
«Ну что ты? Часто снится и больница».
Прощание с Родиной — Аэродром «Шоссейная» — Пулковское шоссе, 41
В конце 1960-х Иосиф Бродский устроился в Группком переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, чтобы избежать новых обвинений в тунеядстве. В детских журналах напечатали несколько его стихотворений. А вот книгу «Зимняя почта (стихи 1962–1965)» не пропустила цензура. Писатель Яков Гордин вспоминал: «Судьба книги решалась не в издательстве. В какой-то момент обком и КГБ решили в принципе перечеркнуть эту идею». В то же время произведения Бродского распространялись в самиздате. А еще без согласия автора их печатали за границей.
В мае 1972 года поэта вызвали в ленинградский Отдел виз и регистрации и предложили эмигрировать в Израиль, чтобы избежать нового ареста. Визу для Бродского оформили всего за 12 дней, хотя обычно такие документы готовили около полугода. Перед отъездом он написал письмо Леониду Брежневу: «Мне горько уезжать из России. Я здесь родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей. Все плохое, что выпадало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. Не чувствую и сейчас. Ибо, переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь, поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге. <…> Но скажу вам, что в любом случае, даже если моему народу не нужно мое тело, душа моя ему еще пригодится».
4 июня 1972 года Иосиф Бродский вылетел с аэродрома «Шоссейная» (сейчас — аэропорт Пулково). Больше в СССР Иосиф Бродский не возвращался.
В мае 1972 года поэта вызвали в ленинградский Отдел виз и регистрации и предложили эмигрировать в Израиль, чтобы избежать нового ареста. Визу для Бродского оформили всего за 12 дней, хотя обычно такие документы готовили около полугода. Перед отъездом он написал письмо Леониду Брежневу: «Мне горько уезжать из России. Я здесь родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей. Все плохое, что выпадало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. Не чувствую и сейчас. Ибо, переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь, поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге. <…> Но скажу вам, что в любом случае, даже если моему народу не нужно мое тело, душа моя ему еще пригодится».
4 июня 1972 года Иосиф Бродский вылетел с аэродрома «Шоссейная» (сейчас — аэропорт Пулково). Больше в СССР Иосиф Бродский не возвращался.
Второе заседание суда над Иосифом Бродским назвали народным и провели в клубе 15-го ремонтно-строительного управления Ленинграда. В защиту Бродского высказались писательница Наталья Грудинина, филологи Ефим Эткинд и Владимир Адмони. Они хвалили переводы поэта и пытались убедить судью, что их можно приравнять к официальной работе.
Однако Бродского все равно приговорили к максимально возможному сроку за тунеядство — пять лет принудительного труда за пределами Ленинграда. Ссылку он отбывал в деревне Норенской в Архангельской области, работал в местном совхозе.
Однако Бродского все равно приговорили к максимально возможному сроку за тунеядство — пять лет принудительного труда за пределами Ленинграда. Ссылку он отбывал в деревне Норенской в Архангельской области, работал в местном совхозе.
За поэта вступились Анна Ахматова, Фрида Вигдорова, Лидия Чуковская, которые устроили кампанию в его защиту. Письма чиновникам с просьбой освободить Бродского подписывали Дмитрий Шостакович, Константин Паустовский, Самуил Маршак, Александр Твардовский. Стенограмму суда напечатали в иностранных СМИ. Освободить поэта предложил даже французский философ Жан-Поль Сартр, которого в СССР называли «другом Советского Союза». В итоге Бродский пробыл в ссылке только полтора года. В сентябре 1965 года он вернулся в Ленинград.
В 2015 году в деревне Норенская, в доме, где жил Бродский открылся дом-музей поэта. К тому времени старое здание было заброшено. Восстановить его не получилось: на его месте поставили похожую избу, которую привезли из Вологодской области. Зато в подвале старого дома нашлись подлинные вещи: стул, стол, диван, кровать, проявочный фотобачок, керосиновая лампа и крышка от посылки, которую Бродскому прислал отец. В итоге в новом здании по воспоминаниям очевидцев и архивным фотографиям воссоздали похожую на оригинальную обстановку.
В 2015 году в деревне Норенская, в доме, где жил Бродский открылся дом-музей поэта. К тому времени старое здание было заброшено. Восстановить его не получилось: на его месте поставили похожую избу, которую привезли из Вологодской области. Зато в подвале старого дома нашлись подлинные вещи: стул, стол, диван, кровать, проявочный фотобачок, керосиновая лампа и крышка от посылки, которую Бродскому прислал отец. В итоге в новом здании по воспоминаниям очевидцев и архивным фотографиям воссоздали похожую на оригинальную обстановку.
Второе заседание суда — клуба 15-го ремонтно-строительного управления Ленинграда — набережная реки Фонтанки, 22
Иосиф Бродский, «А. Буров — тракторист…», 1964 год
А. Буров — тракторист — и я,
сельскохозяйственный рабочий Бродский,
мы сеяли озимые — шесть га.
Я созерцал лесистые края
и небо с реактивною полоской,
и мой сапог касался рычага.
сельскохозяйственный рабочий Бродский,
мы сеяли озимые — шесть га.
Я созерцал лесистые края
и небо с реактивною полоской,
и мой сапог касался рычага.
Иосиф Бродский быстро освоился в США, преподавал в университетах, помогал эмигрантам. Поэт пробовал писать стихи на английском языке, но прославился в Америке как эссеист. В 1986 году за сборник «Меньше единицы» Бродский получил премию Национального совета критиков США. А еще эта книга была признана лучшей литературно-критической работой, вышедшей в США в 1986 году.
Из интервью Иосифа Бродского Мириам Гросс, газета Observer, 25 октября 1981 года
«Люди моего поколения с самого начала были в каком-то смысле американцы. Мое поколение выросло в пятидесятые годы, и я — один из тех, кто воспринял идею индивидуализма буквально. А какие бы ни были у Америки недостатки, она все еще олицетворяет эту идею. <…> Но чтобы жить в чужой стране, нужно что-нибудь в ней любить: культуру, политическую систему или возможность делать деньги, любить ее природу или климат, в конце концов. Что до меня, то к климату я равнодушен, деланием денег не озабочен, — но мне важна сама эта идея, лежащая тут в основе всего».
Первый дом в Америке — коттедж на Мальборо-стрит, Анн-Арбор
В Анн-Арборе Бродский сначала снял большой коттедж на Мальборо-стрит. Он мечтал, что к нему в США из СССР приедут родители. Но Марию Вольперт и Александра Бродского из страны так и не выпустили, хотя они подавали прошение 12 раз. В Анн-Арборе Бродский жил один: «Я вел такую жизнь, какую полагаю, и должен вести поэт — не уступая публичным соблазнам, живя в уединении. Может быть, изгнание и есть естественное условие существования поэта…»
В 1986 году литературовед Роман Каплан основал в Нью-Йорке ресторан «Русский самовар». Первое время заведение почти не приносило прибыли. И тогда общая подруга Каплана и Бродского, писательница Людмила Штерн, предложила поэту вложить в ресторан часть денежного вознаграждения от Нобелевской премии. Третьим совладельцем «Русского самовара» стал артист балета Михаил Барышников.
С помощью Бродского и Барышникова ресторан в конце 1980-х — начале 1990-х годов превратился в один из центров культурной жизни эмигрантов в Нью-Йорке. Сюда же часто приходили приезжавшие из СССР писатели, музыканты, артисты. А по просьбе Романа Каплана посетили оставляли в гостевом альбоме «Самовара» свои пожелания и автографы. Здесь можно увидеть записи Иосифа Бродского, Сергея Довлатова, Булата Окуджавы, Галины Вишневской, Мстислава Ростроповича и многих других.
Сам Бродский тоже часто бывал в ресторане, соучредителем которого стал. Сохранилась даже запись, как поэт поет здесь романс «Очи черные».
Сегодня «Русский самовар» продолжает работать: здесь часто проходят презентации книг на русском языке. А в 2024 году в музее-квартире Иосифа Бродского «Полторы комнаты» в Санкт-Петербурге прошла выставка, посвященная ресторану.
С помощью Бродского и Барышникова ресторан в конце 1980-х — начале 1990-х годов превратился в один из центров культурной жизни эмигрантов в Нью-Йорке. Сюда же часто приходили приезжавшие из СССР писатели, музыканты, артисты. А по просьбе Романа Каплана посетили оставляли в гостевом альбоме «Самовара» свои пожелания и автографы. Здесь можно увидеть записи Иосифа Бродского, Сергея Довлатова, Булата Окуджавы, Галины Вишневской, Мстислава Ростроповича и многих других.
Сам Бродский тоже часто бывал в ресторане, соучредителем которого стал. Сохранилась даже запись, как поэт поет здесь романс «Очи черные».
Сегодня «Русский самовар» продолжает работать: здесь часто проходят презентации книг на русском языке. А в 2024 году в музее-квартире Иосифа Бродского «Полторы комнаты» в Санкт-Петербурге прошла выставка, посвященная ресторану.
Ресторан «Русский самовар» — Нью-Йорк, 52-я улица Манхэттена, 256
В Америке Бродский полюбил экзотическую кухню. Гостей он часто водил в рестораны Чайнатауна Нью-Йорка. Среди эмигрантов даже ходил слух, что однажды поэт съел так много креветок за раз, что ему аплодировали все посетители.
Китайские рестораны и этническая кухня — Чайнатаун Нью-Йорка
Лев Лосев, «Иосиф Бродский: Опыт литературной биографии»
Иосифа Бродского часто приглашали выступить в других американских университетах. С середины 1970-х он подолгу жил в Нью-Йорке, хотя и возвращался в Анн-Арбор. В 1974 году поэт снял в Нью-Йорке двухкомнатную квартиру в престижном районе Гринвич-Виллидж в доме профессора Нью-Йоркского университета Эндрю Блейну. Бродский жил на первом этаже: с улицы его жилище даже выглядело полуподвалом. Зато у него был собственный маленький садик, терраса. С весны до конца осени он выносил туда пишущую машинку и работал над новыми произведениями на свежем воздухе. По соседству жили другие преподаватели, издатели, переводчики. А в гости к Бродскому ходили эссеист Сьюзен Зонтаг, писатель Сергей Довлатов, фотограф Энни Лейбовиц.
«На западе, в пяти минутах ходьбы, Мортон упирается в Гудзон. Как бы продолжением улицы был большой, несколько обветшалый деревянный пирс. У пирса на вечном приколе стоял списанный крейсер, в котором теперь размещалась школа поваров. <…> Этот пирс был любимым местом прогулок Бродского. Он говорил, что всё вместе — влажный ветер, плеск воды о деревянные сваи, старый обшарпанный корабль, кирпичные пакгаузы на берегу — напоминает ему его любимые ленинградские места на берегах Малой Невы и Невки».
«На западе, в пяти минутах ходьбы, Мортон упирается в Гудзон. Как бы продолжением улицы был большой, несколько обветшалый деревянный пирс. У пирса на вечном приколе стоял списанный крейсер, в котором теперь размещалась школа поваров. <…> Этот пирс был любимым местом прогулок Бродского. Он говорил, что всё вместе — влажный ветер, плеск воды о деревянные сваи, старый обшарпанный корабль, кирпичные пакгаузы на берегу — напоминает ему его любимые ленинградские места на берегах Малой Невы и Невки».
Квартира с садиком — Нью-Йорк, Мортон-стрит, 44
Иосиф Бродский, «Моей дочери», 1994 года
В общем, учти — я буду рядом. Возможно, это
часть моего отцовства — стать для тебя предметом,
в особенности когда предметы старше тебя и больше,
строгие и молчат: это помнится дольше.
часть моего отцовства — стать для тебя предметом,
в особенности когда предметы старше тебя и больше,
строгие и молчат: это помнится дольше.
На Пьерпонт-стрит когда-то жил любимый поэт Бродского — Уистен Оден. Первая жена Сергея Довлатова Ася Пекуровская вспоминала, что Бродский устроил общественную кампанию, чтобы увековечить его память. Он добился, чтобы на дом, где жил Оден, повесили мемориальную табличку.
Именно в своем кабине в квартире на Пьерпонт-стрит, 22, Бродский умер в ночь с 27 на 28 января 1996 года.
В 2003 году предметы обстановки, личные вещи поэта из последнего дома Бродского Мария Соццани передала в Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Здесь поэту посвящена отдельная экспозиция.
Именно в своем кабине в квартире на Пьерпонт-стрит, 22, Бродский умер в ночь с 27 на 28 января 1996 года.
В 2003 году предметы обстановки, личные вещи поэта из последнего дома Бродского Мария Соццани передала в Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Здесь поэту посвящена отдельная экспозиция.
В дом на Пьерпонт-стрит в районе Бруклин-Хайтс Иосиф Бродский переехал в конце 1992 года. К тому времени он женился на итальянской аристократке Марии Соццани. А вскоре у поэта родилась дочь Анна. Поэтому он специально подыскал в Нью-Йорке, куда постоянно приезжал из Саут-Хэдли, квартиру большего размера. А еще у поэта здесь была терраса — как и на Мортон-стрит.
Последний адрес — Нью-Йорк, Пьерпонт-стрит, 22
Иосиф Бродский, 1995 год (по книге «Иосиф Бродский. Большая книга интервью»)
С 1982 года Бродский преподавал в Консорциуме пяти колледжей в Массачусетсе — так называют некоммерческое объединение пяти американских престижных учебных заведений. Одно из них — колледж Маунт-Холиок — располагалось в городке Саут-Хэдли, куда Бродский вскоре переехал.
«Наиболее отчетливое ощущение, что я нахожусь в своей естественной среде, я испытываю в Саут-Хэдли, штат Массачусетс. Дом — это место, где тебе не задают лишних вопросов. Там никто их не задает, там никого нет, там только я».
«Наиболее отчетливое ощущение, что я нахожусь в своей естественной среде, я испытываю в Саут-Хэдли, штат Массачусетс. Дом — это место, где тебе не задают лишних вопросов. Там никто их не задает, там никого нет, там только я».
«Место, где тебе не задают лишних вопросов…» — дом в Саут-Хэдли, штат Массачусетс
Иосиф Бродский, «Пересеченная местность. Путешествия с комментариями. Стихи», составитель и автор послесловия Петр Вайль, 1995 год.
Из СССР Бродский отправился в Австрию. Именно из Вены в те годы многие евреи летели дальше в Израиль. Однако в Австрии поэт встретился с издателем Карлом Проффером. А он предложил Бродскому уехать в США — преподавать в Мичиганском университете, в городе Анн-Арбор.
Уже в июле 1972 года Бродский отправился на новое место работы. В университете он занимал должность приглашенного профессора факультета славистики, беседовал со студентами о литературе. Здесь он преподавал восемь лет.
«То, что Америка для меня началась не с большого города, а с провинции, с Анн Арбора — это мне колоссально повезло. Начать хотя бы с английского языка. Если вы понимаете Midwestern accent то понимаете все. <…> Вы находитесь в провинции, хотя для меня провинции почти нигде нет: поскольку существует библиотека и cigarette machine, то присутствует цивилизация»…»
Уже в июле 1972 года Бродский отправился на новое место работы. В университете он занимал должность приглашенного профессора факультета славистики, беседовал со студентами о литературе. Здесь он преподавал восемь лет.
«То, что Америка для меня началась не с большого города, а с провинции, с Анн Арбора — это мне колоссально повезло. Начать хотя бы с английского языка. Если вы понимаете Midwestern accent то понимаете все. <…> Вы находитесь в провинции, хотя для меня провинции почти нигде нет: поскольку существует библиотека и cigarette machine, то присутствует цивилизация»…»
Новое место работы Мичиганский университет — город Анн-Арбор, штат Мичиган
Лев Лосев, «Иосиф Бродский: Опыт литературной биографии»
«На западе, в пяти минутах ходьбы, Мортон упирается в Гудзон. Как бы продолжением улицы был большой, несколько обветшалый деревянный пирс. У пирса на вечном приколе стоял списанный крейсер, в котором теперь размещалась школа поваров. <…> Этот пирс был любимым местом прогулок Бродского. Он говорил, что всё вместе — влажный ветер, плеск воды о деревянные сваи, старый обшарпанный корабль, кирпичные пакгаузы на берегу — напоминает ему его любимые ленинградские места на берегах Малой Невы и Невки».
«То, что Америка для меня началась не с большого города, а с провинции, с Анн Арбора — это мне колоссально повезло. Начать хотя бы с английского языка. Если вы понимаете Midwestern accent то понимаете все. <…> Вы находитесь в провинции, хотя для меня провинции почти нигде нет: поскольку существует библиотека и cigarette machine, то присутствует цивилизация»…»
Иосиф Бродский, «Пересеченная местность. Путешествия с комментариями. Стихи», составитель и автор послесловия Петр Вайль, 1995 год.
«Люди моего поколения с самого начала были в каком-то смысле американцы. Мое поколение выросло в пятидесятые годы, и я — один из тех, кто воспринял идею индивидуализма буквально. А какие бы ни были у Америки недостатки, она все еще олицетворяет эту идею. <…> Но чтобы жить в чужой стране, нужно что-нибудь в ней любить: культуру, политическую систему или возможность делать деньги, любить ее природу или климат, в конце концов. Что до меня, то к климату я равнодушен, деланием денег не озабочен, — но мне важна сама эта идея, лежащая тут в основе всего».
Иосиф Бродский быстро освоился в США, преподавал в университетах, помогал эмигрантам. Поэт пробовал писать стихи на английском языке, но прославился в Америке как эссеист. В 1986 году за сборник «Меньше единицы» Бродский получил премию Национального совета критиков США. А еще эта книга была признана лучшей литературно-критической работой, вышедшей в США в 1986 году.
Из интервью Иосифа Бродского Мириам Гросс, газета Observer, 25 октября 1981 года
Из СССР Бродский отправился в Австрию. Именно из Вены в те годы многие евреи летели дальше в Израиль. Однако в Австрии поэт встретился с издателем Карлом Проффером. А он предложил Бродскому уехать в США — преподавать в Мичиганском университете в городе Анн-Арбор.
Уже в июле 1972 года Бродский отправился на новое место работы. В университете он занимал должность приглашенного профессора факультета славистики, беседовал со студентами о литературе. Здесь он преподавал восемь лет.
Уже в июле 1972 года Бродский отправился на новое место работы. В университете он занимал должность приглашенного профессора факультета славистики, беседовал со студентами о литературе. Здесь он преподавал восемь лет.
Иосифа Бродского часто приглашали выступить в других американских университетах. С середины 1970-х он подолгу жил в Нью-Йорке, хотя и возвращался в Анн-Арбор. В 1974 году поэт снял в Нью-Йорке двухкомнатную квартиру в престижном районе Гринвич-Виллидж в доме профессора Нью-Йоркского университета Эндрю Блейну. Бродский жил на первом этаже: с улицы его жилище даже выглядело полуподвалом. Зато у него был собственный маленький садик, терраса. С весны до конца осени он выносил туда пишущую машинку и работал над новыми произведениями на свежем воздухе. По соседству жили другие преподаватели, издатели, переводчики. А в гости к Бродскому ходили эссеист Сьюзен Зонтаг, писатель Сергей Довлатов, фотограф Энни Лейбовиц.
Новое место работы Мичиганский университет — город Анн-Арбор, штат Мичиган
В Анн-Арборе Бродский сначала снял большой коттедж на Мальборо-стрит. Он мечтал, что к нему в США из СССР приедут родители. Но Марию Вольперт и Александра Бродского из страны так и не выпустили, хотя они подавали прошение 12 раз. В Анн-Арборе Бродский жил один: «Я вел такую жизнь, какую полагаю, и должен вести поэт — не уступая публичным соблазнам, живя в уединении. Может быть, изгнание и есть естественное условие существования поэта…»
Квартира с садиком — Нью-Йорк, Мортон-стрит, 44
Первый дом в Америке — коттедж на Мальборо-стрит, Анн-Арбор
Иосиф Бродский, «Моей дочери», 1994 года
В общем, учти — я буду рядом. Возможно, это
часть моего отцовства — стать для тебя предметом,
в особенности когда предметы старше тебя и больше,
строгие и молчат: это помнится дольше.
часть моего отцовства — стать для тебя предметом,
в особенности когда предметы старше тебя и больше,
строгие и молчат: это помнится дольше.
«Наиболее отчетливое ощущение, что я нахожусь в своей естественной среде, я испытываю в Саут-Хэдли, штат Массачусетс. Дом — это место, где тебе не задают лишних вопросов. Там никто их не задает, там никого нет, там только я».
Иосиф Бродский, 1995 год (по книге «Иосиф Бродский. Большая книга интервью»)
В 1986 году литературовед Роман Каплан основал в Нью-Йорке ресторан «Русский самовар». Первое время заведение почти не приносило прибыли. И тогда общая подруга Каплана и Бродского, писательница Людмила Штерн, предложила поэту вложить в ресторан часть денежного вознаграждения от Нобелевской премии. Третьим совладельцем «Русского самовара» стал артист балета Михаил Барышников.
С помощью Бродского и Барышникова ресторан в конце 1980-х — начале 1990-х годов превратился в один из центров культурной жизни эмигрантов в Нью-Йорке. Сюда же часто приходили приезжавшие из СССР писатели, музыканты, артисты. А по просьбе Романа Каплана посетили оставляли в гостевом альбоме «Самовара» свои пожелания и автографы. Здесь можно увидеть записи Иосифа Бродского, Сергея Довлатова, Булата Окуджавы, Галины Вишневской, Мстислава Ростроповича и многих других.
Сам Бродский тоже часто бывал в ресторане, соучредителем которого стал. Сохранилась даже запись, как поэт поет здесь романс «Очи черные».
Сегодня «Русский самовар» продолжает работать: здесь часто проходят презентации книг на русском языке. А в 2024 году в музее-квартире Иосифа Бродского «Полторы комнаты» в Санкт-Петербурге прошла выставка, посвященная ресторану.
С помощью Бродского и Барышникова ресторан в конце 1980-х — начале 1990-х годов превратился в один из центров культурной жизни эмигрантов в Нью-Йорке. Сюда же часто приходили приезжавшие из СССР писатели, музыканты, артисты. А по просьбе Романа Каплана посетили оставляли в гостевом альбоме «Самовара» свои пожелания и автографы. Здесь можно увидеть записи Иосифа Бродского, Сергея Довлатова, Булата Окуджавы, Галины Вишневской, Мстислава Ростроповича и многих других.
Сам Бродский тоже часто бывал в ресторане, соучредителем которого стал. Сохранилась даже запись, как поэт поет здесь романс «Очи черные».
Сегодня «Русский самовар» продолжает работать: здесь часто проходят презентации книг на русском языке. А в 2024 году в музее-квартире Иосифа Бродского «Полторы комнаты» в Санкт-Петербурге прошла выставка, посвященная ресторану.
На Пьерпонт-стрит когда-то жил любимый поэт Бродского — Уистен Оден. Первая жена Сергея Довлатова Ася Пекуровская вспоминала, что Бродский устроил общественную кампанию, чтобы увековечить его память. Он добился, чтобы на дом, где жил Оден, повесили мемориальную табличку.
Именно в своем кабине в квартире на Пьерпонт-стрит, 22, Бродский умер в ночь с 27 на 28 января 1996 года.
В 2003 году предметы обстановки, личные вещи поэта из последнего дома Бродского Мария Соццани передала в Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Здесь поэту посвящена отдельная экспозиция.
Именно в своем кабине в квартире на Пьерпонт-стрит, 22, Бродский умер в ночь с 27 на 28 января 1996 года.
В 2003 году предметы обстановки, личные вещи поэта из последнего дома Бродского Мария Соццани передала в Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Здесь поэту посвящена отдельная экспозиция.
В дом на Пьерпонт-стрит в районе Бруклин-Хайтс Иосиф Бродский переехал в конце 1992 года. К тому времени он женился на итальянской аристократке Марии Соццани. А вскоре у поэта родилась дочь Анна. Поэтому он специально подыскал в Нью-Йорке, куда постоянно приезжал из Саут-Хэдли, квартиру большего размера. А еще у поэта здесь была терраса — как и на Мортон-стрит.
Ресторан «Русский самовар» — Нью-Йорк, 52-я улица Манхэттена, 256
Китайские рестораны и этническая кухня — чайна-таун Нью-Йорка
В Америке Бродский полюбил экзотическую кухню. Гостей он часто водил в рестораны Чайнатауна Нью-Йорка. Среди эмигрантов даже ходил слух, что однажды поэт съел так много креветок за раз, что ему аплодировали все посетители.
С 1982 года Бродский преподавал в Консорциуме пяти колледжей в Массачусетсе — так называют некоммерческое объединение пяти американских престижных учебных заведений. Одно из них — колледж Маунт-Холиок — располагалось в городке Саут-Хэдли, куда Бродский вскоре переехал.
Последний адрес — Нью-Йорк, Пьерпонт-стрит, 22
«Место, где тебе не задают лишних вопросов…» — дом в Саут-Хэдли, штат Массачусетс
В конце жизни Иосиф Бродский часто бывал в Швеции: ее природа напоминала поэту родной Ленинград. А еще проводить лето в холодном климате ему советовали врачи, чтобы поберечь сердце.
«Это то, с чем я вырос, это пейзаж детства, это та же самая широта, это та же самая фауна, та же самая флора. И диковатым некоторым образом я чувствую себя здесь абсолютно дома, может быть, более дома, чем где бы то ни было. <…> Это просто, как бы сказать, естественная среда, самая известная среда, которая известна для меня физически. <…> Швеция — это та цветовая гамма, та звуковая гамма, которые мне понятнее всего остального».
Иосиф Бродский (из книги литературоведа Бенгта Янгфельдта «Язык есть Бог. Заметки об Иосифе Бродском»)
Нобелевская речь Иосифа Бродского, 1987 год
«…Положение, при котором искусство вообще и литература в частности является достоянием (прерогативой) меньшинства, представляется мне нездоровым и угрожающим. Я не призываю к замене государства библиотекой — хотя мысль эта неоднократно меня посещала, — но я не сомневаюсь, что, выбирай мы наших властителей на основании их читательского опыта, а не на основании их политических программ, на земле было бы меньше горя».
В здании Шведской академии после вручения Нобелевской премии Бродский прочитал свою речь — с ней по традиции должен был выступить каждый обладатель награды. Литературовед Бенгт Янгфельдт вспоминал, что речь поэт написал еще в Нью-Йорке. Однако Бродский долго не мог решить, на каком языке ее читать — русском или английском, поэтому пришел в Шведскую академию с двумя версиями текста. В итоге в последний момент, уже перед микрофоном, он выбрал речь на русском языке.
Шведская академия — площадь Стурторьет
Мы обвенчались скрытно
здесь, в приходе гранитном.
Снег фату ее создал,
вместо свидетелей — сосны.
здесь, в приходе гранитном.
Снег фату ее создал,
вместо свидетелей — сосны.
Иосиф Бродский, «Törnfallet», 1990–1993 годы
Со своей будущей женой Марией Соццани Иосиф Бродский впервые увиделся в январе 1990 года в Париже — здесь в Сорбонне он читал лекцию. Соццани по материнской линии была потомком российских аристократов, увлекалась русской литературой. После лекции она написала поэту, и они начали общаться. Вскоре Бродский пригласил Соццани в небольшую совместную поездку в Швецию, а 1 сентября 1990 года они поженились в Стокгольмской ратуше. Современники вспоминали, что этот брак был счастливым. Вместе Бродский и Соццани прожили пять лет, до смерти поэта.
Стокгольмская ратуша — остров Кунгсхольмен
Бенгт Янгфельдт вспоминал, что в Швеции Бродский старался селиться недалеко от воды. Так местная природа еще больше напоминала ему родной Ленинград. Поэтому в Стокгольме поэт часто останавливался в отеле Reisen на самой старой набережной города. В этой гостинице он закончил одно из самых своих известных эссе «Набережная неисцелимых». Это произведение Бродский посвятил еще одному любимому месту — итальянской Венеции.
Отель Reisen в Стокгольме все еще работает. Бродский обычно снимал угловой номер с видом на реку — подобные комнаты арендовать можно и в наши дни.
Отель Reisen в Стокгольме все еще работает. Бродский обычно снимал угловой номер с видом на реку — подобные комнаты арендовать можно и в наши дни.
Отель Reisen — Шеппсбрун, 12
В Стокгольмском концертном зале в 1987 году Иосиф Бродский получил Нобелевскую премию по литературе за «всеобъемлющую литературную деятельность, отличающуюся ясностью мысли и поэтической интенсивностью». Он стал пятым русским писателем, который удостоился этой награды, — после Ивана Бунина, Бориса Пастернака, Михаила Шолохова и Александра Солженицына. Премию поэту вручил король Швеции Карл XVI Густав. Поэтесса Наталья Горбаневская вспоминала: «Держался он замечательно: вообще как мальчик, мальчишка даже, но во все нужные моменты (лекция, вручение премии, речь) — как «не мальчик, но муж». Сиял он — по-детски, никакого зазнайства, самодовольства, и излучал вокруг себя такую радость, что и все мы сияли не переставая».
Стокгольмский концертный зал — площадь Хёторьет
Нобелевская речь Иосифа Бродского, 1987 год
«…Положение, при котором искусство вообще и литература в частности является достоянием (прерогативой) меньшинства, представляется мне нездоровым и угрожающим. Я не призываю к замене государства библиотекой — хотя мысль эта неоднократно меня посещала, — но я не сомневаюсь, что, выбирай мы наших властителей на основании их читательского опыта, а не на основании их политических программ, на земле было бы меньше горя».
В Стокгольмском концертном зале в 1987 году Иосиф Бродский получил Нобелевскую премию по литературе за «всеобъемлющую литературную деятельность, отличающуюся ясностью мысли и поэтической интенсивностью». Он стал пятым русским писателем, который удостоился этой награды, — после Ивана Бунина, Бориса Пастернака, Михаила Шолохова и Александра Солженицына. Премию поэту вручил король Швеции Карл XVI Густав. Поэтесса Наталья Горбаневская вспоминала: «Держался он замечательно: вообще как мальчик, мальчишка даже, но во все нужные моменты (лекция, вручение премии, речь) — как «не мальчик, но муж». Сиял он — по-детски, никакого зазнайства, самодовольства, и излучал вокруг себя такую радость, что и все мы сияли не переставая».
Иосиф Бродский (из книги литературоведа Бенгта Янгфельдта «Язык есть Бог. Заметки об Иосифе Бродском»)
«Это то, с чем я вырос, это пейзаж детства, это та же самая широта, это та же самая фауна, та же самая флора. И диковатым некоторым образом я чувствую себя здесь абсолютно дома, может быть, более дома, чем где бы то ни было. <…> Это просто, как бы сказать, естественная среда, самая известная среда, которая известна для меня физически. <…> Швеция — это та цветовая гамма, та звуковая гамма, которые мне понятнее всего остального».
В конце жизни Иосиф Бродский часто бывал в Швеции: ее природа напоминала поэту родной Ленинград. А еще проводить лето в холодном климате ему советовали врачи, чтобы поберечь сердце.
Бенгт Янгфельдт вспоминал, что в Швеции Бродский старался селиться недалеко от воды. Так местная природа еще больше напоминала ему родной Ленинград. Поэтому в Стокгольме поэт часто останавливался в отеле Reisen на самой старой набережной города. В этой гостинице он закончил одно из самых своих известных эссе «Набережная неисцелимых». Это произведение Бродский посвятил еще одному любимому месту — итальянской Венеции.
Отель Reisen в Стокгольме все еще работает. Бродский обычно снимал угловой номер с видом на реку — подобные комнаты арендовать можно и в наши дни.
Отель Reisen в Стокгольме все еще работает. Бродский обычно снимал угловой номер с видом на реку — подобные комнаты арендовать можно и в наши дни.
Стокгольмский концертный зал — площадь Хёторьет
В здании Шведской академии после вручения Нобелевской премии Бродский прочитал свою речь — с ней по традиции должен был выступить каждый обладатель награды. Литературовед Бенгт Янгфельдт вспоминал, что речь поэт написал еще в Нью-Йорке. Однако Бродский долго не мог решить, на каком языке ее читать — русском или английском, поэтому пришел в Шведскую академию с двумя версиями текста. В итоге в последний момент, уже перед микрофоном, он выбрал речь на русском языке.
Отель Reisen — Шеппсбрун, 12
Стокгольмская ратуша — остров Кунгсхольмен
Со своей будущей женой Марией Соццани Иосиф Бродский впервые увиделся в январе 1990 года в Париже — здесь в Сорбонне он читал лекцию. Соццани по материнской линии была потомком российских аристократов, увлекалась русской литературой. После лекции она написала поэту, и они начали общаться. Вскоре Бродский пригласил Соццани в небольшую совместную поездку в Швецию, а 1 сентября 1990 года они поженились в Стокгольмской ратуше. Современники вспоминали, что этот брак был счастливым. Вместе Бродский и Соццани прожили пять лет, до смерти поэта.
Мы обвенчались скрытно
здесь, в приходе гранитном.
Снег фату ее создал,
вместо свидетелей — сосны.
здесь, в приходе гранитном.
Снег фату ее создал,
вместо свидетелей — сосны.
Иосиф Бродский, «Törnfallet», 1990−1993 годы
Шведская академия — площадь Стурторьет
Сергей Берменьев. Последняя фотография поэта. 1996 год. Нью-Йорк
Автор: Анастасия Войко
Изображения:
brodsky.online
tassphoto.com
Яндекс.Карты
Mastad, Arild Vågen, Abxbay, Лайма Гутмане / Wikimedia Commons
Pensione Accademia
Изображения:
brodsky.online
tassphoto.com
Яндекс.Карты
Mastad, Arild Vågen, Abxbay, Лайма Гутмане / Wikimedia Commons
Pensione Accademia
В Венеции Бродский впервые побывал в 1972 году и с тех пор старался проводить в городе каждое Рождество — это место он тоже сравнивал с Ленинградом. А еще в Венеции ему нравились каналы, старинные дома и «запах мерзнущих водорослей», который поэт называл самым любимым.
Иосиф Бродский, «Набережная неисцелимых»
«Для одних это свежескошенная трава или сено; для других — рождественская хвоя с мандаринами. Для меня — мерзлые водоросли… привязанность к этому запаху следовало, вне всяких сомнений, приписать детству на берегах Балтики».
Топонима «набережная неисцелимых» в Венеции нет. Место, о котором писал Бродский, называется набережная Дзаттере. Она делится на четыре отрезка: Дзаттере у Длинного моста, Дзаттере у Соляных складов, Дзаттере у Иезуатов, Дзаттере у Неисцелимых. В XV веке на последнем участке набережной располагался госпиталь для неизлечимо больных — Госпиталь неисцелимых. Друг Бродского, Роберт Мортон, вспоминал, что это название запомнилось поэту: «Бродский сам был неизлечимо болен, и его постоянно преследовала мысль о неизбежности смерти».
Оригинальное эссе Бродский написал на английском языке. Когда Григорий Дашевский переводил его на русский язык, поэт выбрал для заглавия не буквальный перевод — «Набережная неизлечимых», а «Набережная неисцелимых». А когда Бродский дарил эту книгу, то подписывал ее «От неисцелимого Иосифа». Так это название закрепилось в русском языке за всей набережной Дзаттере. А в 2009 году здесь даже открыли мемориальную доску поэту.
Оригинальное эссе Бродский написал на английском языке. Когда Григорий Дашевский переводил его на русский язык, поэт выбрал для заглавия не буквальный перевод — «Набережная неизлечимых», а «Набережная неисцелимых». А когда Бродский дарил эту книгу, то подписывал ее «От неисцелимого Иосифа». Так это название закрепилось в русском языке за всей набережной Дзаттере. А в 2009 году здесь даже открыли мемориальную доску поэту.
«Набережная неисцелимых» — набережная Дзаттере
Бродский посещал много кафе и ресторанов в Венеции — «Флориан», Antica Locanda Montin, Gelateria Nico, Оsteria Mascaron. А Рождество 1977 года он встречал в компании писательницы Сьюзан Зонтаг в ресторане Harry’s Bar, который любили Эрнест Хемингуэй, Альфред Хичкок, Вуди Аллен и Чарли Чаплин. В ту же поездку в Венецию Бродский встретился в городе с академиком Дмитрием Лихачевым и подарил ему шляпу гондольера, которую ученый хранил до конца жизни. Harry’s Bar работает и в наши дни.
Ресторан Harry’s Bar — возле стоянки речных трамваев «Сан-Марко»
Бродского не могли похоронить больше года с момента смерти: спорили, где именно он должен покоиться. К тому же, как писал близкий друг поэта и его биограф Лев Лосев, Бродский не оставил указаний, где должна находиться его могила. Все это время гроб с телом стоял в склепе на кладбище при храме Святой Троицы в Нью-Йорке. Поэта предлагали похоронить в Саут-Хэдли, в Нью-Йорке или в Петербурге. Однако в итоге его вдова Мария Соццани предложила устроить могилу Бродского в ее родной стране, Италии, на кладбище острова Сан-Микеле в Венеции. Добраться сюда можно только по воде: до Сан-Микеле ходит вапоретто — венецианский речной трамвай.
Этому месту поэт однажды посвятил стихотворение:
Этому месту поэт однажды посвятил стихотворение:
Шуточное послание поэту Андрею Сергееву, 1974 год
Кладбище на острове Сан-Микеле появилось по указу Наполеона Бонапарта, на тот момент короля Италии, в 1807 году. До этого здесь были монастырь и тюрьма. На острове сохранилась церковь XV века Сан-Микеле-ин-Изола, первое религиозное здание эпохи Возрождения в Венеции.
В XIX веке кладбище стало главным в городе, у него появилось три отделения — православное, католическое и протестантское. Сначала Бродского хотели похоронить рядом с могилами Сергея Дягилева и Игоря Стравинского. Однако он не принадлежал православной церкви, и священнослужители не дали разрешение на захоронение. Отказали в погребении и католики. В итоге Бродского похоронили в протестантской части кладбища. На могиле поставили простой деревянный крест, который через несколько лет заменили памятником работы художника Владимира Радунского. На его обороте выбита надпись на латыни «Letum non omnia finit» — «Со смертью не все кончается».
В XIX веке кладбище стало главным в городе, у него появилось три отделения — православное, католическое и протестантское. Сначала Бродского хотели похоронить рядом с могилами Сергея Дягилева и Игоря Стравинского. Однако он не принадлежал православной церкви, и священнослужители не дали разрешение на захоронение. Отказали в погребении и католики. В итоге Бродского похоронили в протестантской части кладбища. На могиле поставили простой деревянный крест, который через несколько лет заменили памятником работы художника Владимира Радунского. На его обороте выбита надпись на латыни «Letum non omnia finit» — «Со смертью не все кончается».
Хотя бесчувственному телу
равно повсюду истлевать,
лишенное родимой глины, оно в аллювии долины
ломбардской гнить не прочь. Понеже
свой континент и черви те же.
Стравинский спит на Сан-Микеле…
равно повсюду истлевать,
лишенное родимой глины, оно в аллювии долины
ломбардской гнить не прочь. Понеже
свой континент и черви те же.
Стравинский спит на Сан-Микеле…
Могила поэта — кладбище острова Сан-Микеле
В свое первое посещение Венеции, на Рождество 1972 года, Иосиф Бродский остановился в пансионе «Академия» в центре Венеции. Эту старинную виллу XVII века он позднее упомянул в стихотворении «Лагуна»:
Три старухи с вязаньем в глубоких
креслах
толкуют в холле о муках крестных;
пансион «Аккадемиа» вместе со
всей Вселенной плывет к Рождеству под
рокот
телевизора; сунув гроссбух под локоть,
клерк поворачивает колесо.
Пансион «Академия» все еще работает — в нем можно снять номер.
креслах
толкуют в холле о муках крестных;
пансион «Аккадемиа» вместе со
всей Вселенной плывет к Рождеству под
рокот
телевизора; сунув гроссбух под локоть,
клерк поворачивает колесо.
Пансион «Академия» все еще работает — в нем можно снять номер.
Первая остановка в городе — пансион «Академия» — район Дорсодуро
Автор: Анастасия Войко
Изображения:
brodsky.online
tassphoto.com
Яндекс.Карты
Mastad, Arild Vågen, Abxbay, Лайма Гутмане / Wikimedia Commons
Pensione Accademia
Изображения:
brodsky.online
tassphoto.com
Яндекс.Карты
Mastad, Arild Vågen, Abxbay, Лайма Гутмане / Wikimedia Commons
Pensione Accademia
Пансион «Академия» все еще работает — в нем можно снять номер.
В свое первое посещение Венеции, на Рождество 1972 года, Иосиф Бродский остановился в пансионе «Академия» в центре Венеции. Эту старинную виллу XVII века он позднее упомянул в стихотворении «Лагуна»:
Кладбище на острове Сан-Микеле появилось по указу Наполеона Бонапарта, на тот момент короля Италии, в 1807 году. До этого здесь были монастырь и тюрьма. На острове сохранилась церковь XV века Сан-Микеле-ин-Изола, первое религиозное здание эпохи Возрождения в Венеции.
В XIX веке кладбище стало главным в городе, у него появилось три отделения — православное, католическое и протестантское. Сначала Бродского хотели похоронить рядом с могилами Сергея Дягилева и Игоря Стравинского. Однако он не принадлежал православной церкви, и священнослужители не дали разрешение на захоронение. Отказали в погребении и католики. В итоге Бродского похоронили в протестантской части кладбища. На могиле поставили простой деревянный крест, который через несколько лет заменили памятником работы художника Владимира Радунского. На его обороте выбита надпись на латыни «Letum non omnia finit» — «Со смертью не все кончается».
В XIX веке кладбище стало главным в городе, у него появилось три отделения — православное, католическое и протестантское. Сначала Бродского хотели похоронить рядом с могилами Сергея Дягилева и Игоря Стравинского. Однако он не принадлежал православной церкви, и священнослужители не дали разрешение на захоронение. Отказали в погребении и католики. В итоге Бродского похоронили в протестантской части кладбища. На могиле поставили простой деревянный крест, который через несколько лет заменили памятником работы художника Владимира Радунского. На его обороте выбита надпись на латыни «Letum non omnia finit» — «Со смертью не все кончается».
Бродского не могли похоронить больше года с момента смерти: спорили, где именно он должен покоиться. К тому же, как писал близкий друг поэта и его биограф Лев Лосев, Бродский не оставил указаний, где должна находиться его могила. Все это время гроб с телом стоял в склепе на кладбище при храме Святой Троицы в Нью-Йорке. Поэта предлагали похоронить в Саут-Хэдли, в Нью-Йорке или в Петербурге. Однако в итоге его вдова Мария Соццани предложила устроить могилу Бродского в ее родной стране, Италии, на кладбище острова Сан-Микеле в Венеции. Добраться сюда можно только по воде: до Сан-Микеле ходит вапоретто — венецианский речной трамвай.
Этому месту поэт однажды посвятил стихотворение:
Этому месту поэт однажды посвятил стихотворение:
Первая остановка в городе — пансион «Академия» — район Дорсодуро
«Для одних это свежескошенная трава или сено; для других — рождественская хвоя с мандаринами. Для меня — мерзлые водоросли… привязанность к этому запаху следовало, вне всяких сомнений, приписать детству на берегах Балтики».
Иосиф Бродский, «Набережная неисцелимых»
В Венеции Бродский впервые побывал в 1972 году и с тех пор старался проводить в городе каждое Рождество — это место он тоже сравнивал с Ленинградом. А еще в Венеции ему нравились каналы, старинные дома и «запах мерзнущих водорослей», который поэт называл самым любимым.
Топонима «набережная неисцелимых» в Венеции нет. Место, о котором писал Бродский, называется набережная Дзаттере. Она делится на четыре отрезка: Дзаттере у Длинного моста, Дзаттере у Соляных складов, Дзаттере у Иезуатов, Дзаттере у Неисцелимых. В XV веке на последнем участке набережной располагался госпиталь для неизлечимо больных — Госпиталь неисцелимых. Друг Бродского, Роберт Мортон, вспоминал, что это название запомнилось поэту: «Бродский сам был неизлечимо болен, и его постоянно преследовала мысль о неизбежности смерти».
Оригинальное эссе Бродский написал на английском языке. Когда Григорий Дашевский переводил его на русский язык, поэт выбрал для заглавия не буквальный перевод — «Набережная неизлечимых», а «Набережная неисцелимых». А когда Бродский дарил эту книгу, то подписывал ее «От неисцелимого Иосифа». Так это название закрепилось в русском языке за всей набережной Дзаттере. А в 2009 году здесь даже открыли мемориальную доску поэту.
Оригинальное эссе Бродский написал на английском языке. Когда Григорий Дашевский переводил его на русский язык, поэт выбрал для заглавия не буквальный перевод — «Набережная неизлечимых», а «Набережная неисцелимых». А когда Бродский дарил эту книгу, то подписывал ее «От неисцелимого Иосифа». Так это название закрепилось в русском языке за всей набережной Дзаттере. А в 2009 году здесь даже открыли мемориальную доску поэту.
Могила поэта — кладбище острова Сан Микеле
Ресторан Harry’s Bar — возле стоянки речных трамваев «Сан-Марко»
Бродский посещал много кафе и ресторанов в Венеции — «Флориан», Antica Locanda Montin, Gelateria Nico, Оsteria Mascaron. А Рождество 1977 года он встречал в компании писательницы Сьюзан Зонтаг в ресторане Harry’s Bar, который любили Эрнест Хемингуэй, Альфред Хичкок, Вуди Аллен и Чарли Чаплин. В ту же поездку в Венецию Бродский встретился в городе с академиком Дмитрием Лихачевым и подарил ему шляпу гондольера, которую ученый хранил до конца жизни. Harry’s Bar работает и в наши дни.
Три старухи с вязаньем в глубоких
креслах
толкуют в холле о муках крестных;
пансион «Аккадемиа» вместе со
всей Вселенной плывет к Рождеству под
рокот
телевизора; сунув гроссбух под локоть,
клерк поворачивает колесо.
креслах
толкуют в холле о муках крестных;
пансион «Аккадемиа» вместе со
всей Вселенной плывет к Рождеству под
рокот
телевизора; сунув гроссбух под локоть,
клерк поворачивает колесо.
Шуточное послание поэту Андрею Сергееву, 1974 год
Хотя бесчувственному телу
равно повсюду истлевать,
лишенное родимой глины, оно в аллювии долины
ломбардской гнить не прочь. Понеже
свой континент и черви те же.
Стравинский спит на Сан-Микеле…
равно повсюду истлевать,
лишенное родимой глины, оно в аллювии долины
ломбардской гнить не прочь. Понеже
свой континент и черви те же.
Стравинский спит на Сан-Микеле…
«Набережная неисцелимых» — набережная Дзаттере
«Культура.РФ» — гуманитарный просветительский проект, посвященный культуре России. Мы рассказываем об интересных и значимых событиях и людях в истории литературы, архитектуры, музыки, кино, театра, а также о народных традициях и памятниках нашей природы в формате просветительских статей, заметок, интервью, тестов, новостей и в любых современных интернет-форматах.